Поясов С. Фронтовая зона / С.Поясов // Красное знамя. – 1973. – №119 – 123.

Фронтовая зона

Вспомним события, происходившие на днях. Нашу праздничную приподнятость. Транспаранты в честь героев Курской битвы. Толпы людей возле припорошенных сединами, но молодцевато подтянутых ветеранов.

Встречались люди, которые общую беду пережили, общие испытания перенесли. Коллективная память воскрешала события. Говорили больше о павших в боях. Называли многие фамилии.

       Вот один из названных – Куземкин Павел Гордеевич, младший лейтенант, командир взвода. Похоронен в Вознесеновке вместе со многими, другими танкистами. Историю его жизни и смерти я знал понаслышке, давно. Теперь же при встрече с его однополчанами, многое уточнил. История эта не совсем обычна.

«Ведь не так часто бывало даже в войну, чтобы человек воевал на своей родной земле, сражался до последнего вздоха и похоронен в братской могиле под танком на виду у всех своих односельчан» — написал мне несколько месяцев назад из Ленинграда бывший боец 27-й танковой бригады А. С. Замский, фотографии которого использованы для иллюстрации этого очерка.

Расскажу о Куземкине и окружавших его людях с помощью участников событий, очевидцев и архивных данных. На полной документальной основе.

…По мартовскому бездорожью, натужно урча и расплескивая черноземную грязь, в село входили танки. Из люков выглядывали усталые, замасленные танкисты, дарили жителям белозубые улыбки, спрашивали:

— Что за село?..

— Вознесеновка, — приветливо неслось им в ответ.

Так у танкистов начался привал, затянувшийся на четыре месяца. Танки разместили в садах и во дворах вдоль главной улицы. Слободой ее называли. Завязывались первые знакомства. Хозяева старались угостить танкистов, чем бог послал — тащили из погребов соленый буряк, капусту. Мальчишки зачарованно рассматривали невиданные раньше гвардейские значки и медали «За оборону Сталинграда».

И вдруг по селу шастнула ошеломляющая весть:

— Одаркин сын прыйшов!..

Заспешили на Терешкивщину к хате Дарьи Кирилловны, вспоминая юного односельчанина — невысокого подвижного подростка. Помнится, возил, как и многие другие сельские хлопцы, воду к тракторам, доставлял свеклу на Ржевский сахарный завод. И еще был прицепщиком у тракториста Егора Четверикова. Видимо, с того; времени и заинтересовался техникой. Призвали его в армию за год до войны.

Изменился Павло, возмужал. Как-никак двадцать третий год пошел. На плечах — непривычные погоны, с одной звездочкой. Офицер, значит, младший лейтенант. На груди — золотистая нашивка за тяжелое ранение. В начале войны писал, вспомнилось, домой, что лежал в госпитале в далекой Казани.

Мать, Дарья Кирилловна, рада, не знает, куда сына посадить. С гордостью рассказывает людям, что ее сын, когда пошел в армию, каждый вечер учился в какой-то школе, потому что военному человеку недостаточно пятиклассно­го образования, полученного дома. Вот и выучился.

А Павло зарделся стеснительно, когда старики стали его величать «Павло Гордеевич… Гордеич…». Жаль, нет рядом друзей детства Ивана Борщева, Дмитра Петренко, Максима Лазарева — всех война разметала. Внезапно поймал блеснувший из темноты приоткрытых сеней блеск девичьих глаз, с трудом вспомнил: кажется, Надя, только та совсем ма­ленькой была…

Радость Куземкина разделили его однополчане.

«Нам всем, — вспоминает А. С. Замский – разлученным войной со своими родными, было приятно и радостно сознавать, что один из наших боевых товарищей оказался дома у своей матери и сестренки…».

А.Р.Коротаев, который тогда командовал 2-м танковым батальоном, дополняет:

«Узнав, что Куземкин здешний, я разрешил ему танк с экипажем поставить поближе к его дому».

Танк Куземкина укрыли неподалеку, во дворе у Шутовых. Возле боевой машины захлопотали механик-водитель старший сержант Касьянов, что из Киевской области, сержанты — заряжающий Сидоркин, призванный из Омска, и стрелок-радист ярославец Виноградов. После поспешной, буквально с хода, разгрузки эшелона в Валуйках под вражескими авиабомбами да после многокилометрового болотного марша танку требовался особый уход.

Павел часто бывал дома, и его родная хатка в три окна, выглядывающих на грейдер из-за разросшейся сирени, стала желанным приютом для многих воинов. Дарья Кирилловна стирала им белье и портянки, чинила гимнастерки.

«Она, — читаем у А. С. Замского, — стала, нашей коллективной матерью, и получалось это у нее просто, естественно, душевно. Это была в человеческом смысле слова наша полковая русская мать. Все мы бывали в ее хате, для всех нас и каждого в отдельности находилось теплое утешительное слово, материнское внимание».

Особенно часто заходил сюда широкоплечий, рослый Вася Мартехов — русский парень, родившийся в семье искателей лучшей жизни в заокеанском, американском штате Огайо. Родители его после революции возвратились на свободную Родину. Василий пришел в Красную Армию из сибирского города Новокузнецка. В танковой бригаде старшего лейтенанта Мартехова называли «БатькоБоженко» – это еще с тех пор, как в бою под Краматорском он вскочил на башню своего грозного «КВ», выхватил оказавшуюся под рукой кавалерийскую саблю и зычно скомандовал: «Ржавым снарядом по гитлеровским гадам — огонь!». Теперь на его груди красовалось два боевых ордена. Много у Павла Куземкина хороших друзей было, быстро сошелся он с однополчанами, хотя прибыл в бригаду совсем недавно, после Сталинграда, в составе маршевой роты.

 Большая дружба складывалась у всех воинов с местным населе­нием. Приведу выдержку из воспоминаний офицера, находившегося в то время в районе, правда, из другой части:

«Солдаты соскучились по семьям и детям, по мирной жизни вообще. И теперь, встретившись с мирным населением, они обрадовались: были готовы чем-либо помочь, ласкали детей…

У моей хозяйки была маленькая, лет 4 — 5, дочка. И до того она была мила, интересна и любопытна что я считал счастьем держать ее на коленях и слушать ее щебетанье. Хозяйка окружила нас сердечным вниманием, она хлопотала о нас, грела в ведрах воду, принесла корыто, чтобы с дороги помылись, постирала нам белье, наварила пшенной каши на молоке.

Попав в этот земной рай из суровых условий передовой, мы еще раз убеждались, как добры души наших советских женщин, как едины тыл и фронт».

Каша на молоке, к сожалению, в то время встречалась не часто. Хотя, как вспоминает сейчас одна колхозница: «Мы все так были рады приходу нашей армии, что готовы были отдать все…». Но отдавать было почти нечего. Поля не обрабатывались, если не считать скудных клочков проса или жита, которые убирали серпами. Хлеб пекли нередко с примесью мякины или толченых желудей. Добавляли в хлеб и сахарную свеклу, которую находили в буртах при сахзаводе. А из жома варили «лапшу». Так что если уж делились, то делились последним куском.

А теперь слово еще раз А. Р. Коротаеву:

«Жители Вознесеновки и Шебекино, когда мы стояли в обороне, хорошо помогали нам продуктами, хотя сами жили впроголодь».

«Так началась наша жизнь в Вознесеновке, — продолжает А.С. Замский, — и никто из наших воинов не предполагал тогда, какую важную роль на нашем боевом пути суждено будет сыграть этому селению, что здесь останутся навечно многие наши герои-танкисты».

..Весной 1943 года помощь местного населения требовалась не только танкистам. К этому времени, как и в первую военную зиму, фронт остановился по Северскому Донцу — во второй половине марта очередная, последняя фашистская наступательная волна выплеснулись на его левобережье отдельными плацдармами. Гитлеровцы были выбиты с этих плацдармов частями шумиловской 7-й гвардейской армии, опаленной и закаленной в сталинградском горниле. Армия с ходу, без необходимой передышки, все крепче цепляется за рубежи у реки, вгрызаясь в землю. В стремительном броске на запад ее части и соединения оторвались от тылов: из-за весеннего бездорожья, сковавшего автотранспорт, подвоз боеприпасов, продовольствия и фуража от ближайших железнодорожных станций, находившихся в доброй сотне километров, был очень затруднен. Пришлось переходить на мучную затирку да пшенную кашицу. Не хватало жиров, мяса, рыбы.

В один из таких дней, вспоминает А. Р. Коротаев, в расположение 2-го батальона влетел и вдруг заглох мотоцикл, на котором ехал мужчина в полувоенной форме — в то время многие гражданские лица донашивали красноармейские хэбэ-бэу, дополняемые в непогоду спасительными телогрейками. Часовой, разумеется, — сразу к постороннему с окриком: «Кто такой?..». А неизвестный застенчиво и не очень решительно объясняет строгому часовому: «Да я тут в районе работаю…» — когда он доставал из кармана гимнастерки документ, из-за борта телогрейки сверкнул нагрудный знак депутата Верховного Совета СССР.

Так началось знакомство танкистов с первым секретарем райкома партии Иваном Николаевичем Белавиным. Позже они узнали, что он прибыл в район за полгода перед войной. До этого возглавлял Курский сахтрест, избран депутатом Верховного Совета 1-го созыва от Дмитровского района Курской области. Во время оккупации работал в обкоме партии, находившемся все время в прифронтовой зоне, участвовал в организации партизанской борьбы в тылу врага. Возвратился в район после освобождения его от немецко-фашистских захватчиков.

Возвращался в потоке беженцев, Они спешили к родным очагам, таща за собой скудный скарб — кто на корове, а чаще просто на ручной тачке. В отчаянье опускали руки возле пепелищ. Вновь обживали свои опустошенные квартиры, кусками досок латали щели в потолках, мешковиной завешивали выбитые шибки.

Особенно пострадал город. Лучшие здания превратились в кучи раздробленного кирпича да известняка. Бывший сахарный завод пугающе смотрел пустыми глазницами окон. Сиротливо торчали обгоревшие стены машиностроительного завода.

В стихотворении «Ракета», написанном чуть позже лейтенантом В. М. Чугуновым из 213-й стрелковой дивизии, занявшей оборону в пределах района, есть строки, явно навеянные увиденным в Шебекино:

«…От прямого попаданья бомбы

Рухнуло заводоуправленье,

На газоны, на дорожки сада

Битые осыпались каменья.

Многолетний тополь в два обхвата

Был расколот на две половины

Он лежит, как труп, и ветвями

Проходную будку перекрыл.

Мелкие фруктовые деревья,

Несмотря на то, что было тихо,

Наклонились, будто бы под ветром,

От взрывной невидимой волны…».

Райком партии и райисполком захлестывали набегающие, друг на друга задачи, одна сложнее другой. В итоге все сводилось к необходимости срочно восстанавливать хозяйство района. Хотя слово «восстанавливать» во многих случаях вернее бы заменить сочетанием «строить, делать заново» И все это фактически во фронтовых условиях, часто под вражескими снарядами и авиабомбами.

Еще 9 февраля, в день освобождения Шебекино, приступил к исполнению своих служебных обязанностей – председатель райисполкома Михаил Ильич Проскурин, бывший партизан. Он сразу же провел организационное совещание. Через два дня возобновил работу горсовет, который возглавил смелый боец Шебекинского партизанского отряда Михаил Филиппович Кучин, живший до войны в Сталинградской области. Забегая вперед, скажу: вскоре сержант Кучин ушел в действующую армию и погиб смертью храбрых на венгерской земле.

В марте группа вознесеновцев вместе с жителями других освобожденных сел — триста человек, — прибыла во двор райисполкома, располагавшегося в домике возле банка. Тогдашняя заместитель председателя горсовета М. В. Аксенова вспоминает, как она отвела их на восстановление разрушенного железнодорожного моста, возле Титовки. Через трое суток по мосту пошли поезда.

В том же месяце приступили к восстановлению Шебекинской МТС. Запасные части, нефтетару собирали по селам. Чтоб завершить работу быстрее, трактористы А. М. Славгородский, В. В. Богданов, Д. И. Купин и другие механизаторы отчислили по 15 трудодней в специальный фонд.

Всем было трудно, но особенно работникам райкома. По любому сложному вопросу — к ним. А тут солдатке, впавшей в нужду, нужно помочь. И заслуженному человеку строительный материал изыскать. Но, конечно, на первом плане — как можно больше помощи 7-й армии: продовольствие, фураж. День и ночь метались по району, стараясь везде успеть, все сделать. Но попробуй успеть сделать, привезти, когда на всех районных работников осталось всего, три лошадиных силы, да и то одна из них захромала.

Рассказал И. Н. Белавин о транспортных затруднениях командиру танковой бригады полковнику М. В. Невжинскому.

«Я ему сразу выделил полуторку и все необходимое для ее обслуживания» — вспоминает бывший комбриг, живущий сейчас в Киеве.

У М. В. Невжинекого сохранилась предлагаемая читателю фотография свидетельствующая о тесных контактах районного руководства с военным командованием. Сделана она в селе Репном в конце весны – районные организации были вынуждены переехать туда из Шебекино, оказавшегося^: на линии вражеского огня. На снимке (справа налево) — И. Н. Белавин и полковник М. В. Невжинский. Затем — директор сахарного завода «Профинтерн» депутат Верховного Совета СССР Н. И. Сериков. В 1939 году Н. И. Сериков и И. Н. Белавин участвовали в работе XVIII съезда партии, на котором большое место заняли вопросы укрепления обороноспособности Советского государства, что было вызвано растущей угрозой фашистской агрессии. Следующий на снимке Я. Ф. Исаев — председатель райисполкома, сменивший отозванного на работу в областной аппарат М. И. Проскурина. Крайний слева — майор Н. Е. Красножон, начальник контрразведки бригады.

Комбриг сейчас тепло вспоминает руководителей района: «Они оба были очень активными в работе и отличные люди.

Помощь танкистов не ограничивалась автомашиной. В Вознесеновке они отремонтировали мельницу. Большую помощь получили жители района от танкистов во время посевной. По Северскому Донцу проходила линия фронта, а совсем рядом, в Новотаволжанке и Логовом, колхозники начали борьбу за хлеб. Земля, запущенная и нашпигованная взрывчаткой, требовала рабочих рук, техники и семян. Ну, недостающие семена кое-как собрали оклунками по селам. Здоровых же мужчин не оставалось. Вся тяжесть сельскохозяйственных работ легла на плечи женщин, стариков, подростков. Тут уж им приходилось работать и за двоих, и за троих, и кто знает за скольких еще. Земля обязательно должна была дать хлеб.

А в отношении техники было еще хуже — на весь район насчитывалось лишь десятка четыре ослабленных, выбракованных войсками кляч.

— Сеяли на чем? — переспросил меня пенсионер Яков Федорович Исаев, бывший председатель райисполкома. И жестко разъяснил — На коровах да на бабах сеяли!

Что ж, из песни слова не выбросишь, война есть война. Она и превращала буренок в тягловую силу. Бюро райкома партии и райисполком вынуждены были принять специальное решение: «В связи с недостатком тягловой силы в районе сейчас же приступить к подготовке и обучению рогатого скота колхозников, используя его на работах».

Были разысканы заброшенные сохи и маленькие приусадебные плужки. А так как и коров было мало, часто тянули эту несложную технику сами колхозницы.

Когда мои бойцы и офицеры увидели, как женщины сами впрягались в плуг и пашут,— вспоминает М. В, Невжинский, — они предложили из остатков тракторов собрать трактор. Я поручил своему заместителю по технике товарищу Ганкевичу создать бригаду и приступить к работе.

«Так мы и сделали,— подтверждает из украинского города Хмельницкого инженер – полковник Л. П. Ганкевич. — Наша бригада имела хорошие ремонтные средства».

Трактор собирали под руководством офицера А. Е. Шерстнева в бригадной мастерской, расположенной под деревьями парка в Вознесеновке, на берегу реки.

— Танкисты нам собрали трактор, — говорит Я. Ф. Исаев.— А трактористы из МТС отремонтировали еще два…

Так помогала жителям района только одна воинская часть. Но этот пример далеко не единичный. Командарм подарил машину райисполкому, заместитель командующего по тылу генерал Александров передал совхозу 8 лошадей…

Благодарное население не оставалось в долгу. По дворам собирали овощи для красноармейских кухонь.

«Поставляли молоко госпиталю, что находился в Ржевке, — вспоминает бывший уполномоченный министерства заготовок С. Я. Андриянов, шебекинец.— Ежедневно собирали свыше сотни литров молока на сепараторный пункт в Нежеголи».

Коровы выполняли, как видим, двойную работу!

Ярким примером дружбы воинов-танкистов с населением явилось празднование 1-го Мая. Сначала бригада торжественным маршем прошла по Вознесеновке. «Тоди Павло нам з мамою кывнув», — до сих пор помнит сестра Куземкина — Нина Карповна. Затем пригласили жителей в расположенную неподалеку балку.

М. В. Невжинский:

«Секретарь шебекинского райкома прислал бригаде в подарок живую корову. А привели ее в бригаду редактор районной газеты и технический секретарь райкома — женщина… Они сами ее вели…»

После торжественного обеда как пишет А. Р. Коротаев, «под аккомпанемент немецких авиабомб все сидели и пели фронтовые песни». И еше выступали московские артисты, в том числе, знаменитый Гаркавый.

К этому времени балки стали основным прибежищем танкистов. «Немец пронюхал, что бригада стоит в Вознесеновке, начал бомбить село, — свидетельствует В.И. Кузий. — Чтоб народ не пострадал, бригаду вывели из села и разместили в балках: 2-й батальон стоял в балке под совхозом, а 1-й в балке ближе к Вознесеновке, от села к Рыбному шляху». Танки были зарыты в землю и тщательно замаскированы. В селах Вознесеновке и Нежеголи остались лишь некоторые подразделения бригады. Только населения в этих селах не убавилось, а даже прибавилась. Это объясняется активизацией гитлеровцев во фронтовой зоне. В воздухе назойливо висели их «рамы», самолеты-разведчики, старающиеся изучить наши позиции. Данные аэроразведки враг пытался дополнить с помощью усиливающейся засылки лазутчиков. Артиллерийским огнем и бомбовыми ударами фашисты стремятся вывести из строя мосты, дороги, промышленные объекты и вообще все кажущиеся им подозрительными объекты. В Шебекино участились пожары. Сгорел винокуренный завод. Увеличивается число жертв.

Я. Ф. Исаев:

— Вызывает меня генерал Шумилов и говорит: вот тебе, Советская власть, 100 машин, 100 офицеров и вывези всех людей подальше.

Началось переселение и в Вознесеновку. Шебекино, находившееся в руках нашего военного командования, значительно опустело, хотя немало людей и осталось: то работают на предприятии, то еще какие-либо уважительные причины. Рассказывают, что возле уцелевшей на машиностроительном заводе проходной будки часто видели старика с большой бородой. Военным патрулям он представлялся человеком, которого «оставили сторожить завод». И хотя военным было ясно, что и охранять здесь пока нечего и никто, его сторожем не ставил, старика не переселили.

Обстановка становится все напряженнее. Предполагается наступление, гитлеровцев. О возможном масштабе предстоящих военных операций в какой-то степени говорит сосредоточение значительных наших сил в прифронтовой зоне.

27-я танковая бригада занимает во втором эшелоне рубежи отражения вероятных контратак противника и усиливает подготовку к боям. Полностью доукомплектовывается танками «Т-34», получает с шефствующих московского и горьковского заводов необходимые автомашины.

Бригада спешила на помощь вступившим в ожесточеннейший бой, истекающим кровью нашим 72-й и 78-й гвардейским стрелковым дивизиям. Танкисты с ходу приняли бой в лесу на верхних скатах за Шебекино, по дороге на Маслову Пристань. Танковые батальоны Александра Ушакова и Алексея Коротаева яростно обрушились на основание вражеского клина, нацеленного в Корочанскомнаправлении.

Вскоре в Вознесеновку привезли первых погибших советских танкистов. Привезли и коммуниста Ивана Ульяновича Бутырина. Недалеко от Ржавца он прорвался в расположение противника и метко расстреливал его. Затем выручил из беды два других наших «Т-34». Увидя, что наша пехота, прижатая вражеским огнем, медлит с контратакой, он выскочил из танка и повел ее цепи на врага. Там и упал навсегда, лицом к врагу.

«Когда появились первые убитые, стали их привозить в Вознесеновку на машинах к хатке нашей танкистской мамы — Дарьи Кирилловны», — читаем дальше у А. С. Замского.

Она спешила навстречу:

— Кто?

Ей называли только имя: знала всех наперечет.

«Так домик матери Куземкина превратился в похоронное бюро». Старики мастерили гробы, а девчата плели венки из полевых цветов, убирали покойников, оплакивая их, как родных и близких. «А для некоторых это были и даже очень близкие люди — женихи и, чего греха таить, даже отцы их будущих детей. Ведь жизнь не знает военных преград».

Наступательные планы гитлеровцев были сорваны. Командарм М. С. Шумилов бросил на помощь обороняющимся соединениям свои 78-ю и 15-ю гвардейские стрелковые дивизии, 213-ю стрелковую дивизию. Советские воины дрались насмерть. Отбросили фашистов на исходный рубеж.

Как-то в перерыве между боями заскочил Павел с товарищами — предельно усталый, исхудавший, опаленный пороховой гарью. За столом тяжело вздохнул, обращаясь к матери:

— Василя убило…

Под Масловой Пристанью Василий Мартехов, «Батько Боженко», преодолев артиллерийский огонь гитлеровцев, прервался на передний край их обороны. И даже смертельно раненный до последнего вел огонь из подбитого, пылающего факелом танка. В том же бою геройски погиб и офицер-танкист Иван Алексеевич Конорев. Сложил голову на Белгородщине командир роты Николай Канунников. Под Мясоедово пал храбрейший комбат Александр Ушаков. Танкисты обильно орошали своей кровью советскую землю.

И еще Павел Куземкин тихо сказал товарищам:

—Если меня убьют, не везите домой…

Фронт откатывался на запад. Начав 3 августа Белгородско-Харьковскую наступательную операцию, войска Степного фронта 5 августа взяли Белгород, который гитлеровцы выспренно называли «северным бастионом Украины». В общем потоке советских войск, устремившихся к Харькову, были и танкисты 27-й отдельной бригады. На привалах они пели сочиненную старшиной Ковальчуком песню о геройски погибшем Василии Мартехове:

«Но он не бросил горящий танк свой,

Огонь сметая, снова ринулся он в бой…»

А вот Павлу Куземкину петь ее пришлось недолго.

…Еще раз, последний, к его родному дому подошел грузовик. Не успел он остановиться, как навстречу выбежала Дарья Кирилловна:

— Цэ вы Павла прывезлы?!— закричала и, отметая бросившихся к ней танкистов, подняла брезент в кузове — ветер шевельнул светлые волосы ее мертвого сына…

Старший лейтенант В. И. Кузий, который сопровождал машину, потом сказал своему командиру:

—Лучше бы я сходил десять раз в атаку, чем привезти убитого сына к матери…

«Куземкин храбро сражался под Масловой Пристанью, — вспоминает А. Р. Коротаев, — участвовал в танковом сражении у Михайловки. Смело форсировал Северский Донец… Танкисты гнали гитлеровцев до совхоза «Красная Армия», что под Харьковом. Немцы, прикрывая свой «драп», сильно обороняли этот участок. Танк Куземкина, давивший фашистов на левом участке, был подбит. Младшего лейтенанта коммуниста Павла Гордеевича Куземкина вражеская очередь настигла в кукурузном поле.»

Похоронили его не рядом с отцом на сельском кладбище, а вместе с остальными танкистами, по традициям воинского братства. Во время похорон жители села несколько раз вынуждены были прятаться от налетавшего вражеского самолета.

Наша армия уходила на запад, отмечая свой путь густыми веха временных надгробий над братскими могилами. А на освобожденной земле восстанавливалась жизнь. Вернулась она в августе и в Шебекино. Районы по-фронтовому приступили к залечиванию фронтовых ран. Маслозавод, начавший работу еще в апреле, наращивает мощности и даёт в августе госпиталям и общественным столовым 165 килограммов масла и 705 килограммов творога. Налаживается работа промкомбината. Идут восстановительные работы на Новотаволжанском сахарном заводе…

…В один из августовских дней на околице только что освобожденного села Архангельского остановилось двое: мужчина средних лет и комсомолка Репина. Попрощались:

— Счастливо, тебе, Лизавета!

— И вам, Афанасий Прокофьевич, — напутствовала она Прохорова, назначенного председателем Муромского сельсовета.

Постояла еще немного возле дороги. Мимо, в сторону Шебекино, прошла машина с ранеными — в городской школе, нынешней № 4, уже развернули армейский госпиталь. Возможно, среди этих раненых и танкист подполковник Ячник, которого потом, до отправки самолетом в Москву, будут бережке выхаживать добрые руки шебекинских санитарок.

Впрочем, Елизавета Репина обо всем этом еще не знала, вздохнула она по поводу своих забот, и направилась, подымая пыль босыми ногами по безлюдной сельской улице, обрамленной нелепо торчащими печными трубами — полсела прошла, до самой: церкви, а увидела лишь две уцелевших хаты. Шла она сюда руководить работой местного Совета, восстанавливать народную власть.

—А с чего начинать восстановление этой власти, — с улыбкой вспоминает свою молодость секретарь парткома Новотаволжанского сахарного завода Елизавета Владимировна Репина, — сама не знала… Сплошное разрушение…

Приходилось создавать все снова. И так во всем районе. И все же выстояли, встали на ноги. Труженики тыла были достойны героев фронта.

Пишу «тыл» — «фронт» и ловлю себя на мысли; а был ли в наших краях в том грозном году тыл? Ведь тыл, согласно толковым словарям, — это территория, расположенная сзади боевой линии. А в районе Шебекино тридцать лет назад все находилось на линии огня.